Время

«In Time», 2011. Режиссер и сценарист — Эндрю Никкол.

«Чтобы цены продолжали расти, люди должны умирать».

* содержит спойлеры

Одновременно шедевральное и неудачное кино, причем эти его два полюса довольно четко распределились по двум половинам фильма.

Предпосылка достойна лучших фантастов (на ум приходит, в частности, Филип Дик). Задача жанров фантастики и фэнтези, как я их понимаю: 1. Создать цельный, сложный, самостоятельный мир, со своими правилами и особенностями; и 2. Рассказать историю в рамках этого мира, которая будет остроактуальным комментарием на особенности наших собственных реалий. Часто созданный мир помогает четче увидеть проблемы нашего мира (например, такой любопытный взгляд на относительность противоборства добра и зла, который описал Сергей Лукьяненко в «Дозорах»), или делает футуристический прогноз «куда мы катимся» («1984» Оруэлла), или помогает гипертрофировать проблему, знакомую нам, чтобы подчеркнуть ее значимость (так философский вопрос «Что значит быть человеком?» доведен до буквальности в «Бегущем по лезвию», примерив его на искусственных людей, но при этом не перечеркивая его глубокой сути). Да много еще разных подходов.

Достижение фильма «Время» и изобретательности его автора можно обозначить следующим образом: за каких-нибудь 20 минут ему удается образно передать больше, чем, возможно, сумели донести до нас все тома «Капитала» Карла Маркса. Это ли не сила кино? Мир, в котором денежные единицы заменены на минуты, часы и годы человеческой жизни, как ничто другое из того, что я видел или читал, выражает вопиющую несправедливость капиталистической системы. «Бедные всё беднеют, пока богатые богатеют», «нам нечего больше терять, кроме наших цепей» — ни один слоган, ни одна книга не смогут предложить более емкое определение, чем мир, в котором повышение цен на автобус может буквально и незамедлительно отнять человеческую жизнь. За это Никколу браво и поклон, респект и уважуха. Первую половину фильма мы с интересом раскрываем всё новые грани и обстоятельства этого беспощадного мира, заложенный в него драматизм в разных проявлениях.

Некоторые сомнения вызвала вот какая особенность мира Никкола: поскольку секрет вечной молодости людям стал доступен, внешне каждый человек автоматически перестает стареть в возрасте 25 лет, и так и выглядит до самой смерти. Это значит, что отец и дочь, мать и сын, уже не говоря о бабушках, одинаково молоды и сексуальны. Хм. Тема любопытная, но мне хотелось от Никкола ее развития, точки зрения автора на смыслы и подтексты такого элемента, его личного отношения. Порочно это или нет? Звучат ли здесь эдиповские нотки? Является ли это особой извращенной гранью того монстра, коим является реальность «Времени»? Эдакий шакал Табаки, увивающийся за тигром Шерханом? Или же подразумевается, что это нечто прекрасное и непорочное, без подтекста и превыше морали, и было бы благословением, если бы не стоило так дорого? Непросто найти этой теме точный контекст в созданном мире, и автор предпочел затронуть ее лишь походя: в наличии коротенький эпизод танца Уилла (Джастин Тимберлейк) с матерью в коротком платьице (Оливия Уайлд, привлекательная «Тринадцать» из «Доктора Хауса») в день ее рождения, и невозможно отмахнуться от заложенного в ней — ну, не столько эротизма, сколько его потенциала. Также, мимолетом комментирует этот побочный эффект противник Уилла, олицетворение системы, миллиардер Филип Вайс («Туманные времена… Мать ли она мне? Сестра, дочь? Вы надеетесь, что не жена. Когда-то, рассказывают, всё было проще»). Ну и невозможно не провести параллель между зеркальными сценами, в которых Уилл должен успеть добежать до важной в его жизни женской фигуры, чтобы дать ей немного времени и предотвратить ее смерть — в начале он не успевает спасти мать, в конце фильма спасает любимую девушку. Подразумевается ли, вдобавок к основной драматической арке, что герой преодолел какие-то комплексы детства и созрел для взрослых отношений? Если да, то мне это приходится домысливать.

Вторая половина фильма, к сожалению, слишком прямолинейна. С одной стороны она, как и полагается по правилам хорошей драматургии, расширяет личный конфликт героя и помещает его в глобальный контекст судьбы общества в целом. С другой — вместо повышения ставок упрощает героям задачу, не требует от них больших жертв, не ставит непреодолимых препятствий. Два ограбления, которые предпринимают герои (сначала банк с большим количеством времени, потом — сейф миллиардера, с ОЧЕНЬ большим количеством времени) не отличаются по вектору цели и щелкаются как орешки — по сложности.

Победа героев над таким масштабным противником, как Система, обычно требует серьезных жертв (как пример — можно вспомнить Брюса Виллиса, который, спасая Планету, должен погибнуть в «Армагеддоне»), но герои отделываются легким испугом. Возможно, часть проблемы в том, что Уилл уже потерял всё, что мог, и теперь может лишиться еще только любви. Видимо, автор решил, что отбирать у него еще и это — будет чересчур. К слову: возможно, фильм выиграл бы, если бы друг героя Борел (звезда сериала «Теория большого взрыва» Джонни Галэки) выполнил в нем более важную функцию, чем наглядный пример «в мире, где денежная единица — сама жизнь, пьянство приводит к гибели, если алкоголик неожиданно получает солидный бонус». Эту функцию мог взять на себя любой другой эпизодический персонаж, а потеря друга могла найти свое место в борьбе с режимом и стать более значимым и эмоциональным сюжетным поворотом.

Как бы то ни было, вторая половина фильма о революции такого масштаба требует усложнения. Героев нужно было загнать в угол, подтолкнуть на волосок от пропасти, создать безвыходную ситуацию и не одну, а потом с удовольствием и восторгом наблюдать, как они преодолевают эти препятствия чудесами воли, самоотверженности, изобретательности. Вместо этого, вторая часть предлагает нам несколько хитроумных поворотов (Уилл записался в охранники Филипа Вайса и таким образом проник, незамеченный, в его окружение), которые эффектны, но, увы, кратковременны (suspense всегда выигрывает перед surprise) и не оставляют ощущения заслуженности побед. Я уже не говорю о том, что у Хранителя Времени (еще один противник героя) в последний решительный момент последнего противостояния просто заканчивается жизнь.

Стержнем фильма, который придал бы ему сил, могла стать линия Сильвии Вайс (Аманда Сайфред). Если персонаж Уилла достаточно прямолинеен, если он — полноценная, сложившаяся личность, и его «драматическая арка героя» чисто внешняя, поверхностная, состоящая из приближения к цели, то как раз в Сильвии заложен потенциал серьезного развития. Именно избалованной дочери олигарха предстоит влюбиться в обычного парня и увидеть его правоту. Вместо этого автор изначально наделил ее удобными качествами: недовольство своим миром, пресыщенность своим богатством, социалистические нотки в ее суждениях и невнятное отношение к собственной семье (любви там точно нет). К тому же переход от вражды к симпатии к ее похитителю Уиллу происходит как-то легко и незаметно — ошибка в том, что симпатия была первой, поэтому вражда оказывается формальной, словно героиня для порядка пококетничала. Если бы ее внутренний конфликт был мощнее, если бы ей пришлось разрываться между семьей и героем, и кого-то из них приносить в жертву, резать по живому — «Время» мог выйти на уровень великого фильма.

И тем не менее, перед идеей и ее исполнением в первые 30-40 минут нельзя не преклоняться. Особый бонус (для владеющих английским) — набор фраз-каламбуров, связанных с понятием времени.