Мир погубят волосы.
Однажды в легендарном питейном заведении «Проект ОГИ», ныне трагически отобранном у общественности, мне довелось оказаться за одним столиком с мало знакомыми мне людьми. Один из них счел нужным сделать мне замечание (!) по поводу моей прически: я забираю волосы в хвост.
Парень бесцеремонно посоветовал мне постричься и вел себя так, будто я отказался угостить его водкой. Когда я поинтересовался, какое ему дело до моей стрижки, подтвердилось мое подозрение, что для него это — лично оскорбительный момент. «Я — офицер, капитан!» заявил мне в ответ взволнованный собеседник.
«Ну и что?!» полез на рожон ваш покорный слуга, в той мере, в какой он вообще умеет лезть на рожон. «А я — старший сержант. Дальше что?» При этом я благоразумно опустил тот факт, что до звания старшего сержанта я дослужился уже в совсем другой армии.
«ТЫ МЕНЯ ПОЗОРИШЬ!» чуть не стукнув кулаком в грудь, заявил капитан в кульминации нашей беседы.
«Как мало, оказывается, надо, чтобы опозорить офицера», подумалось мне в тот момент… На всякий случай я не озвучил и эту мысль.
Необузданная преступность… Зашкаливающая коррупция… Родители уродуют своих детей… Старушки-пенсионерки просят мелочь в метро… Врачи залечивают до смерти… Жизненно необходимые товары и услуги стоят столько, что большинству они не по карману… О дорогах вообще уже молчу, сколько же веков можно о них говорить, о дорогах-то… И на фоне вот этой всей красоты поводом для позора является мужик с длинными волосами, или еще какая-нибудь хрень.
Представляется апокалиптический сюжет, в котором выжили два человека, и вместо того, чтобы как-то существовать, нести дальше человеческие ценности в надежде, что окажется жива еще горстка людей, и у человечества появится шанс начать все заново, с чистого листа, — вместо этого один из них порвал другого на куски, потому что у того стиляжные штаны клеш или изо рта пахло.
Помните вот это, у Курта Воннегута? «Бойня номер пять»:
«Вири двинул его кулаком в челюсть и сбил с ног на заснеженный лед речки. Билли упал на четвереньки, и Вири ударил его ногой в ребра, перекатил его на бок. Билли весь сжался в комок.
– Тебя к армии и подпускать нельзя! – сказал Вири. У Билли невольно вырвались судорожные звуки, похожие на смех.
– Ты еще смеешься, а? – крикнул Вири. Он обошел Билли со спины. Куртка, верхняя и нижняя рубашки задрались на спине у Билли почти до плеч, спина оголилась. В трех дюймах от солдатских сапог Роланда Вири жалобно торчали Биллины позвонки.
Вири отвел правый сапог, нацелился на позвоночник, на трубку, где проходило столько нужных для Билли проводов. Вири собрался сломать эту трубку.
Но тут Вири увидал, что у него есть зрители. Пять немецких солдат с овчаркой на поводке остановились на берегу речки и глазели вниз. В голубых глазах солдат стояло мутное, совсем гражданское любопытство: почему это один американец пытается убить другого американца вдали от их родины и почему жертва смеется?»